Указом от 25 февраля 1705 года в Москве была учреждена школа пастора И.-Э. Глюка, вошедшая в историю как первая московская гимназия. Дореволюционное гимназическое образование дает пример уникального опыта в отечественном просвещении, не утратившего ценности и актуальности и в наши дни.

«Науки юношей питают»

Слово «гимназия» произошло от древнегреческого gymnasion, и сначала так назывались места для занятий гимнастикой, а потом – античные школы, где юноши обучались основам наук вкупе с физическими упражнениями, согласно древней мудрости: «В здоровом теле – здоровый дух». В Европе установилось традиционное понятие гимназии как классического учебного заведения, где готовили к поступлению в университет и преподавали древние языки: латынь и греческий. В России первые гимназии появились в XVIII веке, когда государству остро потребовалось светское образование, необходимое для службы. Особенностью русской школы считается ее государственный характер: гимназии развивались под сугубым покровительством государства, заинтересованного как в воспитании будущих граждан, так и в подготовке грамотных служебных кадров. И неслучайно, что первая русская гимназия появилась в эпоху Петра I, хотя в истории ее основания парадоксально совпали закономерность и случайность.

В 1702 году, когда шла Северная война, Б.П. Шереметев взял в Лифляндии городок Мариенбург. Среди пленных горожан, сдавшихся на милость победителю, был саксонский пастор-миссионер Иоганн Эрнст Глюк. Учившийся в европейских университетах, блестящий знаток языков, в том числе и русского, который он выучил с помощью монахов Псково-Печерского монастыря, Глюк занимался и переводами Священного Писания на национальные языки. Когда Петр узнал о пленении ученого пастора, он приказал привезти его в Москву. Как известно, с ним приехала и его служанка Марта Скавронская, будущая жена Петра и императрица Екатерина I. Поселили их в Немецкой слободе, и пастора, ввиду его редкой образованности, тут же взяли для «государева дела», а именно: назначили преподавателем школы при Посольском приказе, где юношей обучали европейским языкам. Пастор был способен на большее и уверял начальника Посольского приказа, что может «его царскому величеству служить в науке различным хитростям», обучая древним, восточным и европейским языкам, риторике, философии, геометрии, географии и «иным математическим частям и политике». В 1704 году его школу перевели на Маросейку, в палаты В.Ф. Нарышкина (ныне дом № 11), а указом от 25 февраля 1705 года гимназия пастора Глюка была официально утверждена. У этой школы не было коренной задачи любой гимназии – подготовки в университет, поскольку в России еще не было университета, но по набору дисциплин это была именно гимназия, ибо в основу обучения в ней была положена западноевропейская гимназическая программа. И главное, она отвечала потребностям петровской эпохи: здесь готовили к государевой службе за границей и на родине. Кроме названных выше предметов, в школе Глюка преподавали этикет («поступь немецких и французских учтивств»), необходимый для дипломатической службы, танцы, верховую езду. Учиться же могли на казенном или собственном кошту дети «всякого служилого и купецкого чина… которые своею охотою приходить и в ту школу записываться станут», – даже солдатские и посадские дети, кроме крепостных. Однако особенным успехом эта гимназия не пользовалась. После смерти пастора в мае 1705 году преподавание свелось исключительно к языкам; ученики постепенно разбрелись, а через десять лет она и вовсе распалась, но успела дать пример светской общеобразовательной школы. Кстати, Елизавета Петровна даровала потомкам пастора Глюка дворянство.

Первая гимназия на Красной площади в Москве

Следующая и собственно первая отечественная гимназия была учреждена в Москве при Московском университете и открылась вместе с ним в апреле 1755 года в здании на Красной площади. Инициатором ее создания и автором регламента стал сам М.В. Ломоносов, считавший университет без гимназии, где готовили будущих студентов, «пашней без семян». При этом преследовалась еще одна немаловажная цель – борьба с домашним образованием и гувернерами-иностранцами: круг преподаваемых ими дисциплин был резко ограничен, что ущемляло интересы государства, которому домашним воспитанникам предстояло служить в будущем. По настоянию И.И. Шувалова, желавшего подчеркнуть дворянский элемент, гимназия была разделена на два отделения: для дворян и разночинцев, но различались отделения только мундирами гимназистов, раздельным питанием и на первых порах незначительным количеством предметов. Главная же задача была общей – обучение «первым основаниям наук» для подготовки в университет. Оттого перечень изучаемых в гимназии дисциплин отчасти копировал университетский, только предметы давались в сокращенном варианте. Курс гимназических наук состоял из четырех школ: российской, латинской, «первых оснований наук и математики» и «знатнейших европейских языков», а каждая школа подразделялась на классы.

Можно сказать, что здесь были заложены и опробованы первые здравые ростки отечественного школьного образования. Академическая гимназия исходила, во-первых, из принципа личных способностей учеников и, во-вторых, из факта неравномерности умственного развития детей. Нельзя жестко требовать от малоразвитого ученика немедленных успехов, но нельзя и отказать ему в обучении, а напротив, следует терпеливо пытаться максимально раскрывать его потаенные природные дарования. В то же время способного ученика не имеет смысла «морить» годами на том, что он может пройти за несколько месяцев.

Оттого здесь не было установлено заданного времени обучения. Ученик в зависимости от своих данных учился в каждом классе столько, за сколько мог справиться с его программой. Один мог уложиться в четыре-пять лет и сделаться студентом, другой тот же курс проходил за большее время. Во-вторых, каждый мог не только углубленно изучать любимые предметы, но и проходить их за более короткое время. Установленная программа включала основные предметы: закон Божий, грамматику, риторику, арифметику, геометрию, географию, историю, древние и иностранные языки, изящные искусства. Плюс дополнительные дисциплины для дворян, которым предстояла военная служба: геральдика, фортификация, мифология, геодезия. Первый ректор гимназии Иоганн Шаден считал важнейшим предметом для образования благородного сословия философию, «едва ли не божественную дисциплину». Каждый предмет был разделен на части и для каждой назначался отдельный класс. Например, курс русского языка разделялся на четыре класса: в первом проходили чтение и письмо, во втором – грамматику и т.д. Математика преподавалась в пяти классах. Если ученик проявлял способности к математике, то он мог пройти программу всего за полгода или год, а менее близкие ему предметы изучать подольше. С первых же дней московской Академической гимназии в числе ее дисциплин находился закон Божий, который преподавал священник, а потом и настоятель домовой университетской церкви; он же был духовником гимназистов. И уже тогда явился первый коренной вопрос гимназии: должна ли она дать только образование, или же в ее задачи входит и воспитание юношества? Ломоносов ответил на него определенно: в гимназии «молодые люди должны приучаться к правильному образу мышления и добрым нравам. Правила и примеры прилежания, постоянства и честности, в особенности же внушения страха Божия как начала премудрости, столь же необходимы в гимназии, как и ежедневная пища». Преподавание закона Божия в гимназии, помимо сообщения должных знаний, преследовало именно эту цель. Вторым и главным гимназическим вопросом (впоследствии очень больным) было соотношение преподаваемых знаний и их применимости к окружающей жизни, но перед Академической гимназией этот вопрос не стоял, ибо ее прямая задача заключалась в подготовке к университету.

В этой гимназии учились Денис Фонвизин и архитектор Василий Баженов, а Григорий Потемкин был отсюда исключен, что вошло в гимназические легенды.

Академическая гимназия просуществовала до 1812 года и больше не восстанавливалась, так как надобность в ней к тому времени отпала. По ней «нанесла удар» просветительская политика Екатерины Великой и ее внука Александра I, в результате чего были созданы обычные городские гимназии, имевшие задачу как подготовить в университет, так и просто дать общее образование.

Казенная школа

Екатерина II поставила цель создания народной школы в России. Высочайший указ от 5 августа 1786 года предписывал открыть по всей империи народные училища – малые (в уездных городах) и главные народные училища в каждом губернском городе, где «неимущие могли учиться без платежа, а имущие за умеренную плату». В Москве такое училище открылось на Варварке. Однако всесословность этого учебного заведения вызвала у дворянства неприятие, а купечеству было еще не до учебы.

И в 1804 году Александр I предпринял новую реформу, согласно которой в России создавалась система образования из четырех преемственных степеней: от приходских училищ до университетов, включая среднюю – гимназии, учреждаемые в губернских городах. По сути, городские гимназии были созданы на основе екатерининских главных народных училищ. Конечно, дворянские дети приготовлялись в гимназию домашними учителями. Курс закона Божия оканчивался в приходском училище (или дома) и потому не входил в гимназическую программу до 1819 года.

Первые гимназии эпохи романтических идеалов Александра I провозглашались всесословными, бесплатными, не имеющие национальных ограничений. Целью гимназии отныне была, во-первых, подготовка ученика, желающего поступить в университет, и, во- вторых, просто среднее, или, как тогда говорили, общее, образование для не имеющих намерения поступать в университет, но желающих «приобрести сведения, необходимые для благовоспитанного человека». Курс обучения составлял четыре года и, согласно просветительским идеалам (просвещение равно воспитанию, просветить – значит воспитать гражданина для общего блага) отличался энциклопедичной многопредметностью, где по каждой дисциплине сообщали общие сведения. Программа была очень обширной: изящные науки, латынь, французский и немецкий языки, логика, основание чистой математики, механики, гидравлики и «других частей физики», психология, эстетика, риторика, рисование, сокращенная естественная история, всеобщая география и история, мифология, технология, философия, статистика, основания политической экономии и коммерции. Плюс сочинения, «служащие к образованию сердца и подающие чистое понятие о законе Божием и гражданских обязанностях». Каждый урок начинался с чтения Евангелия. Закон Божий, преподаваемый священниками, был включен в круг обязательных гимназических дисциплин в 1819 году вследствие изменения правительственного отношения к религии и с тех пор преподавался во всех типах гимназий – казенных, частных и женских – до самой революции 1917 года как предмет, особенно влияющий на воспитание личности человека. Что касается физкультуры («гимнастики»), музыки и танцев, то они вводились по желанию руководства гимназии, смотря по ее финансовым возможностям или за отдельную плату. Учителя должны были стремиться к развитию логического мышления, а не к зубрежке и главное – приучать к трудолюбию, ибо труд был признан одной из важнейших нравственных добродетелей. Физические наказания и даже грубость педагога не допускались.

Открылась первая московская гимназия в том же здании главного народного училища на Варварке, а в 1806 году для нее была куплена усадьба на Волхонке (ныне дом № 16), где она и оставалась до революции. В середине XIX века в ней была освящена домовая церковь во имя Стефана Пермского – в память о первой Академической гимназии Москвы.

1-я мужская гимназия Москвы считалась лучшей по качеству образования, за что была удостоена посещений августейших особ. Славилась она и именами своих питомцев: ее окончили писатель и историк М.П. Погодин, драматург А.Н. Островский, историки С.М. Соловьев и П.Н. Милюков, филолог А.И. Соболевский, математик Н.Я. Бугаев (отец Андрея Белого), философ Иван Ильин, поэт Вячеслав Иванов, писатель Илья Эренбург, а также такие политические деятели, как П.А. Кропоткин, Н.И. Бухарин, и многие другие.

Первый блин вышел, правда, комом. Поскольку гимназии были всесословными, власти снова «нарвались» на дворянскую гордыню: благородные родители не желали отдавать детей туда учиться, предпочитая дорогие частные пансионы или домашнее образование. И лишь после выхода в 1809 году знаменитого указа об экзамене на чин дворяне пошли учиться.

Если до Отечественной войны 1812 года просвещение было самоцелью и само собой подразумевало воспитание личности, то после победы над Наполеоном отношение изменилось: отныне главное место уделялось религии и гуманитарным дисциплинам, которые наиболее воспитывают гражданина и патриота. Многопредметность тоже со временем была признана вредной, потому что рассеивала силы ученика и порождала довольно поверхностное усвоение материала, а к университету не готовила. В том же 1819 году, наряду с введением закона Божия в гимназическую программу, из нее были исключены технология, мифология, коммерческие науки, эстетика, психология, нравоучение, естественное и народное право и политическая экономия – эти предметы следовало преподавать в университете и на особых дополнительных курсах. Взамен усиливалось преподавание латыни и расширялся курс географии, истории и русского языка.

Восстание декабристов тоже повлияло на судьбу гимназий, ибо Николай I приказал изъять из гимназического учебного плана все политические науки и провести новую реформу образования. Был принят жесткий сословный курс. Плата за обучение увеличилась вдвое ради привлечения в гимназии детей исключительно дворянского сословия. Тогда наметилась тенденция к преподаванию древнегреческого языка, но, по словам П.Ф. Каптерева, Николай счел его роскошью и дозволил только в гимназиях университетских городов, к которым относилась и Москва. Устав 1828 года разделил гимназии, начиная с четвертого класса, на классические и реальные курсы, то есть обучающие древнегреческому языку и не обучающие. Гимназия стала семилетней, но учебный курс был упрощен: в дополнение к предметам, выброшенным из программы в 1819 году, исключены были естественные науки (кроме физики) и прикладная математика, но усилены языки. Теперь в перечень учебных дисциплин входили закон Божий, русская словесность и логика, латинский язык, европейские языки, математика, география и статистика, история, физика, чистописание, черчение и рисование. Современные исследователи Л. Захарова и Ю. Орлова считают, что реформы, осуществленные в конце правления Александра I и в царствование Николая I, лишили русское гимназическое образование просветительских идеалов и, «сохраняя приоритет образовательных целей, поставили вопрос о воспитании, о формировании личности». Сущность перемен сводилась не только к политике, но и к здравому смыслу. Устав отделил, во-первых, знания, преподаваемые в гимназии, от университетского курса и, во-вторых, общеобразовательные дисциплины от специальных. Из круга гимназических дисциплин были исключены те предметы, знание которых «наиболее способствует успехам в оборотах торговли и промышленности», но загромождает понятие общего образования. Так спорное благо детской энциклопедичности сменяло более разумное обучение и благо выбора, ибо это побудило учредить особую гимназию с техническим или реальным уклоном, что открыло дорогу реальным гимназиям.

Устав 1828 года предполагал открытие в Москве трех гимназий. 1-я уже была переполнена. 2-я гимназия с преподаванием греческого языка открылась в 1833 году в знаменитой усадьбе Мусина-Пушкина на Разгуляе, где в огне Отечественной войны сгорела рукопись «Слова о полку Игореве». Позднее в ней был устроен прекрасный домовый храм во имя апостола Андрея Первозванного как «первозванного в просветителях всего человечества и первого в просветителях Русской земли».

А в 1839 году открылась самая примечательная 3-я гимназия, сначала располагавшаяся в доме Свиньина близ Хитровки, а в 1843 году переехавшая из-за столь неблагоприятного соседства в дом на Малую Лубянку, принадлежавший, по преданию, князю Д.М. Пожарскому. Именно эта гимназия была основана по приказу Николая I – убежденного сторонника профессионального обучения – для распространения технического образования и для преподавания тех самых «реальных» дисциплин, ранее исключенных из гимназического курса. Такая гимназия особенно подобала Москве как центру внутренней промышленности. Так, во-первых, было обеспечено ценное право выбора школы по способностям и по интересу учащегося, и, во-вторых, наметилась первая, тоже очень здравая, грань между гуманитарным и техническим образованием начиная со школьной скамьи. Основной акцент делался на преподавание математики, механики, технологии, коммерческого законоведения. Интересно, что преподаватели давали расписку, что ни к каким масонским ложам и другим тайным обществам не принадлежат. Первым директором гимназии был математик П.Н. Погорельский, домашний учитель П.Л. Чебышева. О его жесткости ходили легенды, но при этом он с заинтересованным вниманием относился к своим ученикам и однажды сумел вернуть в гимназию талантливого мальчика, которого родители заставляли сидеть в лавке: он смог уговорить родителей мальчика разрешить тому продолжать обучение, и тот потом поступил в университет и закончил его по медицинскому факультету – это был знаменитый доктор А.Г. Тарасенков, друг и врач Н.В. Гоголя, оставивший воспоминания о последних днях писателя. Окончил эту гимназию и поэт В.Ф. Ходасевич.

Наконец в 1849 году была создана 4-я мужская гимназия, по одним данным – преобразованная из Дворянского института и занимавшая тот же дом Пашкова, а с 1861 года – «московский Зимний дворец» – великолепную усадьбу Апраксиных на Покровке (ныне дом № 22). Ее окончили педагог Л.И. Поливанов, Н.Е. Жуковский, филолог А.Н. Шахматов, К.С. Станиславский, который в ее стенах подружился с однокашником Саввой Морозовым, будущим меценатом своего театра.

В конце 1840-х годов ясно обозначился «гамлетовский вопрос» русских гимназий – отношение даваемых в гимназиях знаний к нуждам реальной жизни, востребованность и полезность этих знаний. Министр народного просвещения граф С.С. Уваров, автор идеологической триады «Православие, самодержавие, народность», усилил преподавание русского языка, отечественной словесности, истории и законодательства за счет отмены логики и некоторых общеобразовательных дисциплин, придав гимназиям более национальный характер, что усиливало практическую ценность образования.

1849 год принес сугубо николаевские изменения, вызванные желанием приблизить образование к жизни, усилить приоритет дворянского сословия и не допустить распространения вредных западных влияний. Для этого вновь была увеличена плата за обучение, ибо среди учащихся гимназий было много выходцев из низших слоев, а их хорошее образование было признано лишней роскошью, невыгодной для государства и бесполезной для них самих. Гимназии отныне обязывались готовить не только в университет, но и прямо на службу, в связи с чем были разделены на два соответствующих отделения, начиная с четвертого класса. Пожелавшие поступить на службу изучали вместо древних языков русское законоведение, усиленную математику и т.п. Эти перемены были связаны с революционными событиями в Европе 1848 года – как ни странно, но именно они вызвали нападки на древние языки. Как пишет историк московских гимназий Н.В. Христофорова, возникло убеждение, что занятия древними классиками отвлекают молодежь от собственной народности и могут сеять бури в умах; что если юноши не уважают законов, то это происходит от незнакомства с ними, а для будущих чиновников знание законов просто необходимо. Это был новый шаг к реальным гимназиям, ибо многие гимназисты остались уже и без латыни.

В 1851 году с целью приближения гимназических познаний к жизни гимназии разделись уже на три типа: законоведческие – для поступления на службу, с преподаванием естественной истории и законоведения – для поступления в университет и классические – с изучением двух древних языков. Преподавание древнегреческого сокращалось, и П.Ф. Каптерев называет тому причиной правительственный страх влияния на умы юношества языков, истории и литературы «свободолюбивой республиканской древности, граждански развитых греков и римлян». При этом если прежде преподавание греческого языка предполагало изучение античных авторов, то теперь его задачей стало «основательное изучение творений древних эллинских писателей и в особенности святых отцов Восточной Церкви». Вместо «Илиады» и «Одиссеи» вводилось чтение отрывков из святителей Иоанна Златоуста, Григория Богослова и других. Цель вполне благочестивая, имевшая задачей укрепить христианское патриотическое сознание и пресечь революционную смуту, ибо ни что не воспитывает человека так, как закон Божий и Церковь.

Сторонники классического образования считали его единственным всесторонне развивающим человеческую личность. Утилитарность образования, преследуя более реальные цели, не имела столь полноценных возможностей. Главные баталии по вопросу классицизма были впереди. К концу николаевской эпохи гимназия превратилась в преимущественно дворянское и с жесткой дисциплиной заведение, где в системе воспитания с 1838 года предполагались и физические наказания, помимо карцера, оставления после уроков и т.п.

Повторимся: благо выбора в образовании – великое дело. Это в особенности доказала эпоха Александра Освободителя.

Классицизм: pro et contra

Эра Великих реформ была не менее романтичной, чем эпоха Александра I, и оставила нам пример подлинной организации учебного дела. Свобода, явленная и в отмене крепостного права, и в общественных преобразованиях, вновь выдвинула на первый план просвещение как средство формирования личности гражданина. В правление Александра II выявились характерные пороки казенной школы: ее бюрократический характер, отчуждение от семьи, невнимание к личности и способностям ребенка, уравниловка, переполненность классов, наказания, агрессивный контингент, огромная умственная нагрузка и «обремененность» домашней работой и при этом снижение успеваемости и неудовлетворительное преподавание русского языка и литературы. Огромным минусом были необразованные учителя (есть пример, как учитель назвал квадрат кавардаком). Отсюда подлинный бич казенных гимназий – поверхностное усвоение предметов и зубрежка. Все это приводило к тому, что уровень выпускников гимназий оказывался невысоким, как невелико было и число тех, кто окончил полный гимназический курс.

Некоторые современники объясняли упадок гимназий в середине XIX века тем, что они якобы попали под влияние «лжелиберальных» и нигилистических идей, что отвлекло юношей от учения и привело к распущенности. Ученики позволяли себе играть на уроке в карты, закурить в присутствии преподавателя и вообще вытворять такое, что сами учителя порой боялись войти в класс. Утренняя молитва перед началом занятий и по их окончании «вышла из моды», а многие выпускники не имели понятия о Символе веры и десяти заповедях. Любящие родители просто боялись отдавать своих чад в подобную среду, а избиения новичков с переломами и вывихами были в мужских гимназиях отнюдь не редкостью. К.С. Станиславский вспоминал, как мать не хотела отправлять его в гимназию, где его будут сажать в карцер учителя, обижать грубые и злые одноклассники, которые еще и могут заразить его опасными болезнями. Стало ясно, что нужны реформы, дабы возвратить гимназиям их первоначальный характер – классический, общеобразовательный, то есть, по словам Н.В. Христофоровой, возвратить гимназии характер университетской школы.

Тогда явились предложения разделить образование на гуманитарное и естественное или ввести смешанные гимназии с филологическим и физико-математическим отделениями в старших классах. С другой стороны, звучали предложения вообще не задумываться о конкретных сведениях, сообщаемых в гимназии, а прилагать все силы к главному призванию гимназии – общему образованию, умственному и нравственному развитию учащихся. Для чего необходимы лишь те познания, которые наиболее способствуют достижению указанной цели, то есть закон Божий, языкознание, история, математика, естествознание и география.

В 1864 году был принят устав, утвердивший равенство приема всех сословий и запретивший телесные наказания, который окончательно разделил казенные гимназии на классические и реальные, а классические – на те, где преподавались два древних языка, и те, где давался только один. Теперь только классические гимназии готовили в университет, кратко преподавая естественную историю, а в реальных гимназиях углубленно преподавали точные и естественные науки, готовя специалистов для промышленности и торговли или к поступлению в соответствующие высшие училища, не требующие знания древних языков. Общими для обоих типов гимназий оставались закон Божий, история, русский язык, география, преподаваемые в одинаковом объеме. Это была довольно разумная система казенного образования, поскольку она удовлетворяла разнообразным требованиям. Кто хотел поступать в университет, учился в классической гимназии, а кто не намеревался связывать жизнь с наукой, мог не обременять себя сложным, хотя и очень ценным грузом знаний, которые не пригодятся ему в дальнейшем, но при этом не лишался и общего курса гимназического образования.

Это хрупкое равновесие очень скоро было подорвано на корню: в 1866 году Д. Каракозов совершил покушение на Александра II. Одной из «ответных» правительственных мер стала подготовка новой реформы образования, дабы уберечь юношество от революционных идей и взять воспитание молодого поколения в государственные руки. Одним противодействием нигилизму реформа не исчерпывалась, имея целью поднять обучение на европейский уровень. Министр просвещения Д.А. Толстой принял курс на возрождение классицизма в образовании, дабы восстановить гимназии в их подлинном значении. По уставу 1871 года, статус гимназии имела только классическая гимназия с преподаванием древних языков. Реальные гимназии лишались звания гимназии и были переименованы в реальные училища.

В разработке реформы участвовал знаменитый публицист и общественный деятель М.Н. Катков – с его именем и связан пресловутый диктат древних языков. Катков предложил свое видение проблемы образования и ее решение в виде, во-первых, борьбы с многопредметностью – знать понемногу обо всем значит не знать толком ничего, это тем более справедливо, когда касается детей. Во-вторых, Катков отрицал необходимость преподавания в гимназии естественных наук – в них давно видели «зерно» нигилизма и способ распространения атеистических и материалистических идей, а гимназия все равно не могла дать полноценного образования в этой области. Ратовал Катков и за сокращение преподавания истории, сведя его к формированию в памяти учащихся только «остова истории» с главнейшими именами, числами и событиями, чтобы избежать влияния идеологий и поверхностной критики истории полуобразованным учителем, который будет заносить плевелы в юные души, будет «изрекать приговоры над историческими деятелями, над политическими учреждениями и религиями». Это была ошибка, потом признанная и исправленная, потому что история есть гуманитарный воспитательный предмет, формирующий национальное самосознание и аналитическое мышление. По Каткову же школа – это воспитание ума. Оттого необходима «концентрация» – сильнейшее сосредоточение на преподавании тех предметов (половина от всего учебного процесса), которые могут быть серьезным умственным трудом для учащегося (и при этом без какого-либо влияния идеологии), необходимым для его развития, которые оказывали бы формирующее действие. Таким предметом и стали древние языки, считавшиеся важнейшим средством развития мышления. Математике он придавал исключительное значение, но считал, что для концентрации она не годится, ибо не соответствует всей умственной организации человека, может нарушить психическое равновесие и сообщить развитию молодых умов «одностороннее, неестественное направление». А вот древние языки и чтение древних авторов в оригинале для концентрации подходят блестяще именно как средство образования, давая самое разностороннее развитие, давая познания в самых разных областях знаний (история, философия, этика, эстетика) и в то же время имея воспитательное значение, приобщая молодежь к истокам цивилизации.

Мнение спорное. Исключительная польза древних языков достигается лишь при определенном интересе к ним со стороны изучающих, а иначе подобное изучение в таком объеме – дело неблагодарное, как и показал исторический опыт. Сейчас кажется, что искали «от добра добра» – ведь камнем преткновения было то, что теперь даже в университете считается роскошью. Но насильственное концентрированное прохождение древних авторов в оригинале, сочетаясь с многочисленными уродствами преподавания, превращало учебу в сущий кошмар. Во-вторых, личные способности к языкам не учитывались, создавался схематичный образ человека, в принципе годного к гимназическому и университетскому образованию или же в принципе негодного к таковому в случае отсутствия способностей к древним языкам. А среднему гимназисту древние языки казались не более чем ненавистным хламом. Можно еще раз повторить, что выбор в образовании, то есть наличие разных вариантов при каком-то общем остове, есть важнейшее условие успеха. Кстати, в это время наметился еще один гимназический вопрос: что ценнее – классическое образование с культом древних языков и математики или национальный гуманитарный уклон, который воспитывает патриотизм?

Итак, катковские идеи легли в основу устава 1871 года. Древним языкам отводилось главное место за счет уменьшения часов на остальные предметы. Было прекращено преподавание естественной истории и введено преподавание логики. Увеличено число уроков по математике и уменьшено число уроков истории и даже закона Божия, но он изучался в введенном приготовительном классе. Против древних языков поднялась буря, по причине обучения, уже совсем оторванного от жизни, что дало огромный козырь революционному лагерю.

А далее последовала самая реакционная мера – циркуляр «о кухаркиных детях» от 1887 года, запрещавший выходцам из нижних сословий поступать в казенные гимназии, дабы «не выводить их из среды, к коей они принадлежат», кроме особо одаренных. Положения эти принялись смягчать уже в начале ХХ века, когда был отменен сословный принцип и устранен диктат древних языков.

(Окончание следует.)