«Смута», как объясняет «Толковый словарь» В. Даля, это – «возмущение, восстание, мятеж, крамола, общее неповиновение, раздор между властями». В русской истории этим словом обозначают период между окончанием правления династии Рюриковичей и началом правления династии Романовых. О «Смутном времени» по отношению к современности говорили также после захвата власти большевиками в 1917 году, когда была осуществлена расправа над царской семьей. Термин этот появился в политическом словаре и во второй половине 80-х годов XX века, когда стала разваливаться советская империя.

Как замечает Михаил Геллер в своей «Истории Российской империи», при всем видимом различии трех периодов: конец XVI – начало XVII веков, начало ХХ века, последняя четверть ХХ века – у них есть одна сходная черта[1]. В определении ее у Геллера можно увидеть единомыслие его с Н.И. Костомаровым, заметившим, что начало политической, государственной «смуты» очень часто предваряла борьба за царский престол, в которой участвовали люди, не имевшие на него каких бы то ни было законных прав[2]. В 1917 году святой страстотерпец Николай II отрекся от престола за себя и за сына. В середине 1980-х годов смерти трех генеральных секретарей, последовавшие одна за другой, расшатали фундамент российской легитимности. Формула автора «Хронографа», написанного в первой половине XVII века: «Земля без царя – вдова», – оказалась верной для истории Русского государства, подчеркивала очень важную его черту[3].

Прежде чем перейти к рассмотрению непосредственно темы «Монастыри Русской Церкви в Смутное время», напомним вкратце факторы, приведшие к началу Смуты. Это нам кажется необходимым, во-первых, потому, что реалии России XVI–XVII веков отличаются от современных: Церковь тогда занимала особое положение в государстве, а монастыри, обладая значительным имуществом, как движимым, так и недвижимым, влияли на многие внутригосударственные процессы; соответственно, при политических нестроениях затрагивались и их непосредственные интересы. Во-вторых, изложение событий, предшествовавших Смутному времени, позволит обозначить его временные рамки (а именно нижнюю хронологическую черту), приемлемые, по нашему мнению, вследствие того, что среди исследователей до сих пор нет согласия по данному вопросу. И в-третьих, нами будет выявлена «география разорения» русских монастырей.

Итак, во второй половине XVI века особые обстоятельства, внешние и внутренние, способствовали усилению кризиса и росту недовольства в стране. Грандиозные стихийные бедствия и связанный с ними хозяйственный кризис 1570-х – начала 1580-х годов на десятилетия подорвали ее производительные силы. Длительная Ливонская война, татарское нашествие и разгром Москвы в 1571 году довершили дело. В стране воцарилась неописуемая разруха.

После завоевания Нарвы русские почти четверть века владели морским портом на Балтике. Проиграв Ливонскую войну, государство лишилось «нарвского мореплавания», необходимого для развития торговли с Западной Европой. Военное положение подорвало международные позиции России.

Внешние неудачи усугубил острый внутренний кризис. Истоки его коренились в отношениях двух главных сословий феодального общества – землевладельцев и крестьян[4]. В 1597 году был издан указ об «урочных летах», согласно которому крестьяне, бежавшие от господ в период с 1592 по 1597 года, подлежали сыску, суду и возвращению прежним владельцам.

Опричнина расчистила поле деятельности для многих «худородных дворян»; взошедший на русский престол в конце XVI века Борис Годунов оказался в их числе. Первыми своими успехами он был всецело обязан опричнине. Затея Грозного расколола феодальное сословие на два соперничавших лагеря. Она оставила после себя много трудных проблем. Как правитель, Годунов столкнулся с ними лицом к лицу.

Таким образом, можно сказать, что Смутное время в России начинается со смертью Ивана Грозного и восшествия на престол его младшего, не способного править сына – Феодора – в 1584 году и заканчивается воцарением Михаила Федоровича Романова в 1613 году.

Одним из наиболее значимых участников событий Смутного времени стал Борис Годунов – государственный советник, а по сути – правитель в период царствования царя Феодора и самостоятельный руководитель Русского государства с 1598 по 1605 год. Кратковременное правление Бориса Годунова многими историками оценивается достаточно высоко. Значительные русские исследователи, такие, например, как С.Ф. Платонов и В.О. Ключевский, отрицают бытовавшее в отечественной исторической науке мнение, согласно которому именно Годунов стал инициатором введения в России крепостного права. «Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым, – писал Ключевский, – принадлежит к числу наших исторических сказок»[5]. Н.М. Карамзин утверждал, что Годунов мог бы заслужить славу одного из лучших правителей мира, если бы он родился на троне[6].

Царь Борис Годунов

Как человек, наделенный живым и деятельным умом, взойдя на трон, Борис Годунов стремился найти поддержку не только в боярской среде, что, впрочем, закончилось репрессиями против многих дворянских фамилий (в числе которых были и Романовы), но и среди духовенства. При нем Церковь в общем и монастыри в частности переживали времена относительного спокойствия и благоденствия: было учреждено патриаршество, в монастыри жертвовались значительные суммы денег (в особенности были облагодетельствованы Новодевичий монастырь, Троице-Сергиев монастырь, Ипатьев монастырь и некоторые другие), была приостановлена разорительная для многих обителей политика секуляризации монастырских вотчин, начатая на Стоглавом Соборе Иваном Грозным.

Если рассматривать период, предшествовавший Смуте и по сути спровоцировавший ее, то можно сказать, что, в отличие от значительной части Русского государства, монастыри и их насельники практически не испытывали нужды. В сохранившихся до наших дней документах того времени очень часто описывается безбедное существование и бурная коммерческая деятельность некоторых монастырей и монахов. Так, Джильс Флетчер, посол английской торговой палаты, описывает русских монашествующих следующим образом: «Монахи владеют поместьями (весьма значительными); они самые оборотливые купцы во всем государстве и торгуют всякого рода товарами». Имея в виду Троице-Сергиев монастырь, Флетчер отмечал: «Некоторые из монастырей имеют доходу от поместий по тысяче или по две тысячи рублей в год»[7].

Многие монастыри владели лавками, торговля в которых не облагалась какими бы то ни было налогами, что, естественно, приносило немалый доход и в значительной мере обогащало монастырскую казну[8]. Монастыри торговали солодом, хмелем, хлебом, лошадьми, рогатым скотом – по сути, всем, что могло приносить доход.

Насколько велики были богатства некоторых (даже, скорее, многих) монастырей к концу XVI века, можно судить, например, по Кормовой книге Кирилло-Белозерского монастыря (не самого крупного на территории России), в которой обозначены единоразовые денежные вклады на сумму более 15 тысяч рублей, не считая драгоценностей, мехов и т.п.[9] Описывая богатства монастырей и монахов, один неизвестный английский путешественник оставил в своем дневнике следующую запись, ярко характеризующую монастырские владения: «Монахи свели меня в погреба и заставили попробовать различных напитков: вин, пива, меду и квасов различных цветов и способов выделки. В их погребах такое множество напитков, что полагаю, не много и государей имеют больше или столько же. Здешние посудины, или бочки, неизмеримой величины; некоторые имеют по 3 и более аршин в высоту и 2 и более аршин в диаметре на дне; каждая бочка содержит от 6 до 7 тонн; в погребах нет бочки собственного их изделия, которая содержала бы меньше тонны. В монастыре девять или десять подвалов, наполненных такими бочками; бочки эти редко сдвигаются с места: у них есть трубы, проходящие сквозь своды подвалов в различные места, по ним-то они и льют питья вниз, подставляя бочку под трубой для приема напитков; было бы очень трудно стаскивать бочки вниз по лестницам»[10].

Необходимо также отметить, что, обладая значительными богатствами, монастырское начальство стремилось использовать их на благие цели, которыми в первую очередь являлись забота о приписанных к обители крестьянах и малоимущем населении, содержание нуждающегося духовенства и поддержка государства, о чем неоднократно говорили приезжавшие в Россию иностранцы (их свидетельства, заметим, обладают большей объективностью в сравнении с отечественными источниками рассматриваемого периода)[11].

Таким образом, можно говорить о спокойном и даже благоденствующем существовании русских обителей в конце XVI века. Безусловно, хозяйственный кризис 1570–1580-х годов и прочие нестроения не могли их не коснуться, но накопленных к тому времени средств вполне хватило бы для безбедного существования в условиях неприкосновенности государственных границ. Однако исторические события сложились иначе; изменился и характер существования русских монастырей.

Начало XVII века навсегда останется одним из наиболее тяжелых периодов истории Российской державы. Гражданская война, раскол боярской партии на два враждующих лагеря, польско-литовская интервенция, окатоличивание православного населения – вот то, что выпало на долю Русского государства. Не могли остаться в стороне от этих событий Церковь и монастыри.

Итак, в 1601 году в Речи Посполитой появился беглый монах Григорий Отрепьев, выдававший себя за чудом спасшегося царевича Димитрия – сына царя Ивана Грозного и его седьмой жены Марии Федоровны Нагой. А уже в 1604 году с 400 тысячами поляков, русских дворян-эмигрантов, запорожских и донских казаков он переправился через Днепр и направился к Москве. Григорий Отрепьев, получивший прозвище Лжедмитрий, избрал окольный путь к русской столице не случайно: на юго-западных окраинах государства начиналось мощное крестьянское движение. Крестьянство, уверенное, что наконец-то появился «добрый царь», поддержало самозванца – здесь им были получены необходимые подкрепления и припасы; взамен впоследствии южнорусское крестьянство было освобождено от налогов на десять лет. После внезапной смерти Годунова в апреле 1605 года на сторону Лжедмитрия стали переходить московские воеводы, а 20 июня 1605 года самозванец торжественно въехал в Москву и стал русским царем.

Каково же было отношение Лжедмитрия к монастырям и монашествующим? Определялось оно двумя наиболее важными факторами. Во-первых, над Лжедмитрием довлело его обещание, данное польскому королю Сигизмунду III, привести Русскую Церковь в подчинение Римскому престолу; с функционировавшими монастырями – центрами духовной жизни страны – сделать это было абсолютно невозможно. Во-вторых, Григорий Отрепьев, беглый монах и расстрига, изгнанный из Чудова монастыря, рассматривал монашество как страшное зло, с которым необходимо расправиться. Однако в первое время своего крайне непродолжительного правления Лжедмитрий подтверждал монастырям жалованные грамоты и даже выдавал новые[12], что можно объяснить стремлением заручиться политической поддержкой некоторых наиболее крупных монастырей. В дальнейшем Отрепьев называл монахов «тунеядцами и лицемерами»[13]; по его повелению готовился указ, согласно которому надлежало провести опись монастырского имущества, доходов, вотчин, затем оставить монахам лишь необходимое для существования, а все остальное экспроприировать в государственную казну и выдать в виде жалования войску[14] и в виде земельных окладов провинциальному дворянству, поддержка которого была ему жизненно необходима. Воплотить свои планы самозванцу так и не удалось: в 1606 году он был убит вооруженным отрядом, возглавлял который князь Василий Шуйский, ставший впоследствии русским царем.

Василий Шуйский правил русским государством с 1606 по 1610 года. Можно сказать, что апогей Смутного времени приходится именно на эти четыре года XVII века. Взойдя на престол, Шуйскому пришлось практически сразу же столкнуться с восставшими крестьянами, предводительствовал которыми И.И. Болотников. Сплочение дворянства к весне 1607 года и поддержка крупнейших городов Поволжья и севера позволили Шуйскому в октябре 1607 года разгромить восстание. Но уже в августе начался новый этап польской интервенции в Россию, связанный с именем Лжедмитрия II.

Новая вспышка крестьянского недовольства в западных, центральных и поволжских районах России, направленного против Шуйского, позволила польско-литовским отрядам осенью 1608 года захватить значительную территорию европейской части Русского государства. Богатые монастырские владения, в значительной мере сохранившиеся, несмотря на антимонастырскую политику Лжедмитрия I, становились причиной первейшего разграбления обителей польскими войсками – почти все монастыри были разорены, многие были совершенно уничтожены. Грабеж монастырей зачастую сопровождался убийством насельников и укрывавшихся в нем людей. Приведем некоторые примеры этого[15]. Так, при разорении Ярославского Толгского монастыря были убиты все иноки – 46 человек, Спасо-Прилуцкого монастыря – 91 человек[16]; в вологодских монастырях убито более 100 человек, Пафнутьев Боровский монастырь стерт с лица земли.

В северных пределах России шведы опустошали Новгородский край. При описании монастырей в новгородских книгах того времени встречаются такие слова: «Раззориша вся святыя места, и монастыри, и церкви, и вся сосуды златые и серебряные, и кузнь, и раки святых поимаша»; «на посаде монастырь разорен до основания, игумена и старцев нет ни одного человека, церковь ветха, стоит без пения…»[17]

Следует, однако, отметить, что, несмотря на бедственное положение русских монастырей с начала польско-литовской интервенции, их участие в освободительном движении 1609–1611 годов трудно переоценить. Помощь монашествующих в борьбе против поляков включала в себя, во-первых, денежные и продовольственные вклады в государственную казну, позволявшие продолжать военные действия против интервентов, и, во-вторых, оборону самих монастырей, становившихся, таким образом, серьезным препятствием на пути поляков к завоеванию русского государства. По сути, само освободительное движение зародилось именно в монастырях. В келье преподобного Дионисия, архимандрита Троице-Сергиева монастыря, были собраны лучшие писцы обители, составлявшие и рассылавшие по всей стране грамоты с призывом восстать против поляков; составлялись подобные грамоты и в других монастырях. Одна такая грамота, пришедшая в октябре 1611 года в Нижний Новгород, и послужила главным толчком к поднятию второго земского ополчения под начальством князя Д.М. Пожарского и К. Минина; довершил же благое начинание Троицкой обители архимандрит Печерского Новгородского монастыря Феодосий, убедивший князя Пожарского возглавить народное ополчение.

Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский

Как уже упоминалось выше, на протяжении нескольких лет – с 1604 по 1612 год – монастыри регулярно оказывали государству денежную и военную помощь. С 1604 года монастыри стали поставлять в царское войско ратников в полном обмундировании, а при отсутствии таковых платили по 15 рублей за каждого солдата. В 1609 году князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский испытывал острую нужду в воинах и денежных средствах, которые были необходимы для оплаты наемного шведского войска. Не имея выбора, Скопин описал бедственное положение своей армии, истощенной постоянными стычками с поляками, в письмах Соловецкому, Трифоно-Печенгскому, Устюжскому Михаило-Архангельскому, Спасо-Прилуцкому монастырям, которые незамедлительно снабдили его деньгами.

Во время формирования первого народного ополчения против интервентов монастыри откликнулись на призыв Прокопия Ляпунова и патриарха Гермогена, снабдив войско людьми, приписанными к подчиненным им вотчинам[18]. 1 сентября 1611 года нижегородский посадский староста Козьма Минин-Сухорук бросил клич о всеобщем ополчении и сборе пожертвований на его содержание; на нужды ополчения направлялась пятая часть всех сборов с посадов, городских монастырей и монастырских вотчин.

Сохранилось письмо, направленное Василием Шуйским в Соловецкий монастырь, в котором, в частности, было написано следующее: «Литва и изменники стоят под Московским государством долгое время и чинят утесненье великое; и в том многом стоянье из нашей казны служивым людям на жалованье много денег вышло, а которые монастыри в нашей державе, и у ниx всякая монастырская казна взята и роздана служилым людям. Что у вас в Соловецком монастыре денежной всякой монастырской казны, или чьи поклажи есть, то вы бы тотчас эту казну прислали к нам в Москву, и когда Всесильный Бог над врагами победу подаст и с изменниками и с ворами управимся, то мы ту монастырскую казну исполним вдвое»[19]. Помощь Соловецкой обителью была оказана, но Шуйский свое обещание не сдержал. Монастырь дважды пересылал в Москву денежные средства, общая сумма которых превысила 17 тысяч рублей. Спасо-Прилуцким монастырем была пожертвована вся казна, а Троице-Сергиев монастырь в разное время внес в государственную казну более 65 тысяч рублей.

Но не только деньгами помогали монастыри государству в тяжелый период Смутного времени. Когда в 1608 году в Москве наступил голод, а перекупщики спекулировали на продаже хлеба, Троице-Сергиев монастырь, по предложению царя и патриарха Гермогена, открыл свои житницы, находившиеся в столице, в результате чего народ был спасен от голодной смерти, а цены на хлеб стабилизированы[20].

Во время разорения окрестностей Москвы польским войском единственным местом, где могли укрыться крестьяне, стали монастыри. Большую часть всех пострадавших от поляков принял Троице-Сергиев монастырь. Буквально весь он был превращен в богадельню; в монастырских селах, не тронутых до времени поляками, строились дома для приюта бездомных беглецов; по окрестностям собирали тела погибших и хоронили их за монастырский счет[21].

Безусловно, не все монастыри Русской Церкви могли так же деятельно противостоять интервентам. Некоторые из них, как уже упоминалось выше, были практически сразу разрушены. Некоторые примкнули к изменникам – правда, таких монастырей насчитываются единицы[22]. Большинство же русских обителей считало своим долгом открыто выступать против неприятеля. Зачастую такие выступления заключались в отказах предоставить вражескому войску необходимые ему продовольственные и денежные припасы, вследствие чего начиналась, как правило, осада непокорного монастыря. Необходимо отметить, что выдержать осаду сравнительно небольшого вооруженного отряда могли многие русские монастыри, потому как большинство из них имели вид полноценных крепостей и по сути таковыми и являлись[23]. Уже в XII веке в летописях писали, что русские монастыри «городом сделаны». Например, Кирилло-Белозерский монастырь сдерживал набеги поляков на протяжении пяти лет; Пафнутьев Боровский монастырь, долгое время отбивавший атаки интервентов, стал убежищем для князя Михаила Волконского, руководившего обороной, и был сдан только по причине предательства[24].

Вошла в историю знаменитая 16-месячная оборона Троице-Сергиева монастыря в 1608–1610 годах. Точное количество осаждавших и осажденных неизвестно, однако можно с уверенностью сказать, что количество польской армии варьировалось от 6 до 30 тысяч человек, число же защитников монастыря к началу осады не превышало 3 тысяч человек[25]. При этом, несмотря на значительное численное преимущество осаждавших, достигавшее временами десятикратного размера, обитель ни разу не была взята приступом.

Дорофеева Южская пустынь

Итак, русские монастыри внесли огромный вклад в дело победы русского народа над польско-литовскими интервентами. Благодаря материальной и молитвенной помощи русских обителей и их предстательству, Смутное время, хотя и с огромными потерями, все же было преодолено. Переживая к концу XVI века небывалый расцвет материального благополучия, к началу XVII века русские монастыри представляли собой достаточно жалкое зрелище: большинство из них было уничтожено, часть разорена и разграблена.

Практически не пострадали в годы лихолетья северо-восточные обители; те же, что располагались на юге, в центре и на северо-западе страны, нуждались в возрождении. Памятуя о роли монастырей в недавно окончившейся войне, царь Михаил Романов стремился выделять из государственной казны средства для их восстановления, а в некоторых местах стали даже открываться новые обители. Таковыми, например, были Дорофеева Южская пустынь, основанная в 1615 году, Троицкая пустынь в Елабуге, основанная в 1616 году, Козверуцкий Спасский монастырь, основанный в 1618 году.