Беседа с профессором Л.И. Маршевой
– Лариса Ивановна, как долго вы
преподаете церковнославянский язык?
– Церковнославянский язык в Сретенской духовной
семинарии я преподаю девять лет. Преподавать эту
дисциплину мне легко и интересно. Во-первых, потому, что
мне со студенческой скамьи привит интерес к истории языка.
Старославянский язык и историческая грамматика русского
языка были моими любимыми дисциплинами, и я всегда
удивлялась, почему некоторым моим сокурсникам так трудно
восстанавливать праформы и выстраивать этимологические
цепочки. Во-вторых, я люблю свою преподавательскую работу.
Несмотря на все ее трудности, она приносит радость,
которая еще более умножается тогда, когда студенты
проявляют живой, неравнодушный интерес к предмету. А
в-третьих, и это самое главное, меня не перестает
восхищать красота православной гимнографии, ее смысловая
бездонность. А чтобы ее почувствовать и осмыслить, нужно
знать церковнославянский язык.
– Какой объем учебного времени отводится на
изучение церковнославянского языка?
– В Сретенской семинарии, как и в большинстве
духовных школ, церковнославянский язык изучается в течение
двух лет (на первом и втором курсах) – по четыре
часа в неделю. Для начального освоения языка этого вполне
достаточно. В течение первого года изучаются вводные темы,
орфографический блок, а также все знаменательные части
речи, за исключением причастия. Насущной задачей является
здесь формирование у учащихся осознанного отношения к
церковнославянскому языку. Студенты должны перейти с
первичного уровня, на котором они – еще вне стен
семинарии – научились читать церковнославянские
тексты и понимать их в общих чертах, на качественно иную
ступень. На ней им необходимо ответственно осмыслить, что
без систематического изучения церковнославянского языка
– языка Русской Православной Церкви – их
дальнейшее служение немыслимо. Священнослужитель не может
понимать тропари, кондаки, стихиры и прочее
приблизительно. Чтобы этого не произошло, необходимо
знать, что такое аорист, имперфект, из чего складываются
четыре склонения существительных и многое другое. Эту
теоретическую информацию, без которой церковнославянский
текст будет непонятен, не стоит игнорировать. Я уже не раз
говорила и писала о том, что любой православный гимн, как
отправной и конечный пункт богообщения, должен быть не
только прочувствован, пережит, но и непротиворечиво
осмыслен. Нет никакой пользы от вызубренного текста, слова
которого и воспринимаются-то не как слова, поскольку порой
человек даже не может их отграничить друг от друга, а
являют собой набор звуков. Подобный фетишизм, безусловно,
сводит на нет всю церковнославянскую сакральность и
свидетельствует о кощунственном отношении к богоприличным
словам. Следует думать о том, что в них прикровенно
присутствует богомыслие: глубокое, чистое и самое главное
– кристально понятное. Чтобы прикоснуться к этому
живительному источнику, и нужно прилежно изучать
церковнославянский язык.
Продолжая разговор о содержании преподаваемой мной
дисциплины, скажу, что в первый год много времени
отводится на формирование у студентов правописных навыков.
В этой связи сразу же возникает чрезвычайно серьезная
проблема, связанная с необходимостью восстановления
пробелов в лингвистических знаниях
семинаристов-первокурсников. Естественно, на восполнение
данных лакун уходит определенное время. Однако
систематизация базовых теоретических сведений и навыков
языкового анализа побуждает вчерашних школьников по-иному
взглянуть на привычные факты, а преподавателя заставляет
искать новые методические пути. Это, в конечном счете, с
большой наглядностью демонстрирует творческий потенциал в
обучении церковнославянскому языку, что, в свою очередь,
имеет замечательный дидактический эффект.
Второй курс мы начинаем с детального разбора причастий, а
затем достаточно подробно изучаем синтаксис в непременном
его сопряжении со служебными частями речи. И только после
этого переходим к комплексному разбору целостных
церковнославянских текстов.
– Какие тексты вы разбираете со своими
студентами?
– Многое здесь зависит от уровня подготовки
студентов, их пожеланий и индивидуальной специфики
церковного года. Традиционно мы рассматриваем
Шестопсалмие, которое читается на утрене. Оно таит в себе
немало языковых загадок и обнаруживает, несмотря на
огромное число толкований, семантические стереотипы.
Буквально ошеломляет своей многослойностью, сугубой
ориентацией на догматическое содержание канон святой
Пятидесятницы. Анализируем мы и тропари, кондаки других
двунадесятых праздников.
– Можно ли выстроить субординацию разделов
курса?
– Вопрос, связанный с субординацией разделов, важный
и непростой. В современных условиях необходимо огромное
внимание уделять темам, в которых раскрывается история
церковнославянского языка. Принципиально важно выстроить
правильную картину, показать векторы развития, наметить
языковые соотношения. Студенты должны четко разграничивать
старославянский, церковнославянский и древнерусский языки,
знать их единый источник и закономерности его генезиса.
Так возникает важнейший вопрос о церковнославяно-русской
корреляции, вдумчивое изучение которого заставляет
признать: для семинаристов церковнославянский язык
становится своего рода введением в славянские языки
– современные и древние. Обращаясь к орфографическим
и грамматическим темам, необходимо постоянно подчеркивать,
что каждая из них чрезвычайно много дает именно для
смысловой интерпретации богослужебных текстов. Например,
нужно разграничивать омоформы единственного и
множественного, двойственного чисел, видеть разницу в
существительных Слово и слово, фокусировать
свое внимание на адъективных формах множественного числа
среднего рода, на местоимении иже, ориентироваться
в семантико-структурных нюансах прошедшего времени
глаголов, уметь отличать их от причастий и т.д. А без
детального рассмотрения специфичного церковнославянского
синтаксиса, который можно считать калькой с
древнегреческого, нельзя понять до конца ни одно
молитвословие. Так что церковнославянский язык – это
стройная система, где все элементы взаимосвязаны, а уровни
изоморфны. Убеждена, что четкое понимание последнего может
способствовать лучшему усвоению дисциплин не только из
лингвистического блока, но и из иных циклов.
– Какие из тематических областей
церковнославянского языка представляют для студентов, с
одной стороны, наибольшие трудности, а с другой –
наибольший интерес?
– Трудности, впрочем вполне объективные и легко
преодолимые, вызывает церковнославянская орфография,
которая помимо строчных знаков обладает разветвленным
арсеналом диакритики и требует графического расподобления
одинаково звучащих форм, чего почти нет в русском
правописании. Без сомнения, проблемы рождает и построение
церковнославянского текста: исключительно свободный
порядок слов, подавляющее отсутствие подлежащего,
ориентация на рифмо-ритмическое согласие – все это
так не похоже на современную структуру. Чтобы помочь
студентам, я написала краткую памятку по переводу
богослужебных текстов (замечу, что термин
«перевод» в применении к
церковнославяно-русской ситуации не совсем корректен по
целому ряду внутрилингвистических и экстралингвистических
причин, но удобен в практических целях). Семинаристы,
которые освоили основные принципы перевода, а также
теоретический материал, без особого труда справляются даже
с самыми сложными случаями. Не могу не сказать и о том,
что церковнославянский текст помимо структурной
многослойности обладает уникальной семантической
разноуровневостью. Он состоит из собственно текста,
гипертекста и даже внетекста. Гимнографическое
повествование позволяет верующим одномоментно побывать в
разных временах и местах и осознать неслучайность их
переклички. Особенно ясно это демонстрируют ирмосы и
тропари канонов, в которых сопрягаются события Ветхого и
Нового Заветов. Для того чтобы разобраться в этой
гипертекстовости, нужно обладать историко-богословскими
знаниями, роль которых многажды увеличивается, когда речь
идет о внетекстовой информации. Она может быть связана с
литургикой, догматическим богословием, церковным
искусством и т.д. (в качестве примера можно привести
акафист Пресвятой Богородицы). Без этого адекватное
понимание церковнославянского текста невозможно – и
я постоянно фиксирую внимание студентов на данных
проблемах.
Для нефилологов огромный интерес представляет лексика
церковнославянского языка. Студенты задают много вопросов
по этимологии слов, зачастую предлагают свои решения
– интуитивно верные. Помню, как мы жарко спорили о
словах богатый, странный, поучение, смущение,
смятение… Вообще я считаю, что увлечение
широкой аудитории этимологическими экскурсами, которые
могли быть систематизированы в книгах специального
назначения, является действенным механизмом популяризации
церковнославянского языка.
– Есть ли у семинаристов возможность
факультативных занятий по церковнославянскому языку?
– Мне очень отрадно, что каждый год находятся
желающие изучать церковнославянский язык более углубленно.
На таких занятиях семинаристы повторяют и расширяют
теоретические сведения, подвергают комплексному разбору
богослужебные тексты, сличая их с греческим
первоисточником и сравнивая различные переводы на русский
язык. Так, в прошлом учебном году на факультативных
занятиях студенты третьего курса проделали большую работу
по сопоставительным переложениям Великого канона
преподобного Андрея Критского. В ходе таких штудий
вскрывается много любопытных, неожиданных деталей…
– В Сретенской духовной семинарии не первый год
функционирует гимнографический кружок, которым вы
руководите.
– Да, и его существование является ясным
свидетельством того, что интерес к литургическому языку со
стороны учащихся и выпускников духовной школы, которые
беззаветно любят богослужение и стремятся разобраться в
его композиционных и содержательных тонкостях, не
иссякает. Это радует бесконечно! Мы занимаемся
корректурой, редактурой, транслитерацией
церковнославянских текстов. Были у нас и попытки –
вполне удачные – написания отдельных стихир,
тропарей. Все это дает возможность почувствовать
пульсирующий динамизм живого церковнославянского языка.
– В чем, на ваш взгляд, заключается специфика
преподавания богослужебного языка?
– Прежде всего, скажу, что я являюсь сторонницей
последовательно тематического способа преподавания
церковнославянского языка. Именно так, постепенно,
систематически представляя фонетику, орфографию, все части
речи и прочее, преподают родной язык. Данный способ
соседствует с урочным принципом, который сориентирован на
порционную презентацию сведений из разных разделов, с тем
чтобы быстрее научиться читать и понимать тексты. Таким
образом изучают иностранные языки – современные и
древние. Оба приема используются в практике преподавания,
и оба дают неплохие результаты. Взяв за принципиальную
основу тематический способ, я, конечно, осознаю, что в
настоящее время статус церковнославянского языка
чрезвычайно специфичен. В первую очередь он изучается при
отталкивании от русского языка, хотя исторический вектор
обратный. К тому же, преподаватели стараются почерпнуть
для себя что-то полезное из методик западноевропейских
языков, забывая, что есть большой опыт обучения новым
славянским языкам. Я столкнулась с этой проблемой в
период, когда сотрудники руководимой мною кафедры теории и
истории языка Православного Свято-Тихоновского
гуманитарного университета готовили программы для
специальной группы, которая, наряду с русской филологией,
изучает еще и сербский язык. Нам было важно найти место
каждого предмета, в том числе и церковнославянского языка,
в новом учебном плане. И когда объективной точкой отсчета
для нас явились славистические дисциплины, мы увидели
новые – чрезвычайно насущные – векторы
методической интерпретации богослужебного языка Русской
Православной Церкви.
– А какова была ситуация с обучением
церковнославянскому языку до 1917 года?
– В то время не было полного, самостоятельного курса
современного церковнославянского языка. В учебных
заведениях начальной ступени (начальных училищах,
церковноприходских школах) предмет изучался в рамках
Закона Божия. Ученикам прививали навыки чтения и общего
понимания. Для этих узкопрактических целей использовался
сначала букварь, потом обычно Евангелие и Часослов, затем
Евангелие и Псалтырь. Церковнославянский язык осваивался
отдельно от русского, который вводился позже. При этом
сведения из них осмыслялись, как и сейчас, в обратной
перспективе. Однако тогдашние методисты не возбраняли и
верного исторического направления. В средних и старших
учебных заведениях (гимназиях, реальных училищах,
учительских институтах) богослужебный язык учили в связи с
русской грамматикой. В подготовительный класс гимназии
брали только тех, кто бегло читает по-русски. Выполнив
данное условие, они могли приступить к церковнославянскому
чтению. Гимназисты изучали грамматику
древнецерковнославянского (старославянского) языка, а для
разбора им предлагались тексты из Остромирова Евангелия, в
котором представлены преимущественно образцы
книжно-литературного языка Древней Руси. Искомым
результатом было не понимание, а осознание структурных
явлений. Стоит сказать, что разбору подвергались только
тексты Священного Писания, богослужебная гимнография не
рассматривалась вообще. В результате получалось, что
крестьяне и мещане зачастую вообще не знали русскую
грамоту, не умели читать гражданский шрифт, зато неплохо
знали службу. Из образовательного круга дворян, напротив,
выводился церковнославянский язык. Поэтому многие из них,
постепенно, но неотвратимо отрываясь от православной
традиции, предпочитали читать Библию по-французски и
ратовали за ее русский перевод. Что касается семинарий, то
предполагалось, что клиросному чтению их воспитанники
выучивались дома, а духовная школа должна была дать
минимальные сведения, позволяющие понимать и толковать
церковную гимнографию. Кстати говоря, уже в XX веке в
семинарской программе был отдельный обязательный предмет
«Церковное чтение», который, на мой взгляд,
полезно было бы вернуть в учебные планы. В заключение
отмечу: дореволюционные церковно-общественные деятели
высказывают единодушное мнение о том, что филологические
знания выпускника духовных школ были
неудовлетворительными, что приводило к плачевным
результатам в повседневной богослужебной практике. В
советское и постсоветское время ситуация с преподаванием
церковнославянского языка в семинариях выправляется
– силами неутомимых педагогов-подвижников. Так,
профессор МДАиС Анатолий Васильевич Ушков опубликовал
целостный курс современного церковнославянского языка, за
что получил степень магистра богословия. Его
высококвалифицированное изложение содержит множество
фактов из древнегреческой грамматики, которые представлены
очень доступно.
– Не могли бы охарактеризовать и другие учебники
по церковнославянскому языку, которые существуют в
настоящее время?
– В последние десятилетия те, кто хочет изучать
церковнославянский язык, могут, в общем-то, найти наиболее
подходящий для себя учебник – как из новейших, так и
из репринтных. Каждая учебная книга характеризуется своими
бесспорными достоинствами. Большой популярностью
пользуется учебник Александры Андреевны Плетневой и
Александра Геннадьевича Кравецкого, который выдержал уже
четыре издания. Много ценной информации можно почерпнуть
из книги архиепископа Алипия (Гамановича) и написанного на
его основе конспекта. Его автор – иеромонах Андрей
(Эрастов) – составил довольно удобный рабочий
вариант, который используется в Свято-Троицкой семинарии
(США). Недавно в ПСТГУ вышел учебник, который написала
Александра Георгиевна Воробьева. Иными словами, учебников
много, но они, описывая синхронный срез
церковнославянского языка, почти не формируют
исторического взгляда на него. Между тем такой угол зрения
сейчас как никогда актуален. Именно он, как я уже
говорила, поможет по-новому взглянуть на пути
популяризации богослужебного языка и начать корректировать
непростую ситуацию с русским языком.
– Расскажите, пожалуйста, о своих методических
наработках.
– За годы своего преподавания мне, надеюсь, удалось
разработать собственный курс церковнославянского языка. Он
в первую очередь включает в себя большое количество
теоретического материала, формы подачи которого я
постоянно пересматриваю. Особо подчеркну: одну из своих
задач я вижу в том, чтобы студенты-нефилологи освоили
понятийно-терминологический аппарат современной
лингвистики, который, безусловно, коррелирует с другими
сферами научно-богословского знания. К сожалению,
некоторые педагоги не обращают на это должного внимания,
считая, что курс церковнославянского языка должен
отличаться простотой, которая, однако, иногда
оборачивается недопустимой упрощенностью. Более того, я
считаю: пора усредненных учебников по церковнославянскому
языку, предназначенных для самого широкого круга
пользователей, прошла. Назрела необходимость в публикации
полноценного курса церковнославянского языка, целевой
аудиторией которого явились бы исключительно воспитанники
высших школ, в том числе духовных. Уверена, что
современным педагогам под силу написать такой учебник.
Разумеется, лекционный материал немыслим в отрыве от
семинарских занятий. Здесь у меня сложилась целая система
практических заданий, домашних, самостоятельных и
контрольных работ. Их я достаточно часто видоизменяю.
В связи с методическим обеспечением нельзя не упомянуть и
следующего: преподаватели и студенты ощущают нехватку в
сопутствующей учебной литературе, написанной на высоком
профессиональном уровне (сборники упражнений, рабочие
тетради и т.п.) Хочется надеяться, что подобный пробел
хотя бы отчасти компенсируют пособия по комплексному
анализу Шестопсалмия, а также сборник упражнений по
орфографии церковнославянского языка. В этой книге,
выпущенной совсем недавно издательством Сретенского
монастыря, обобщены задания (весьма подробные), которые
позволяют на практике закрепить и проконтролировать
знания, умения и навыки, связанные с правописанием
дублетных букв, диакритических знаков и иными
орфографическими особенностями богослужебного языка
Русской Православной Церкви. Если сборник упражнений по
орфографии предназначается для начального этапа, то
пособие по Шестопсалмию, развивая у студентов навыки
грамматического и историко-лингвистического разбора
текстов на церковнославянском языке, предполагает, что ими
уже в полном объеме восприняты основные теоретические
сведения, освоен понятийно-терминологический аппарат, а
также проведены наблюдения над отдельными, частными
явлениями в пределах разрозненных предложений.
– Учат ли церковнославянский язык студенты
светских вузов?
– Только в рамках спецкурсов. Программой
филологических, исторических и некоторых других
специальностей, которые обеспечиваются в светских высших
учебных заведениях, предусмотрены дисциплины
«Старославянский язык», «Историческая
грамматика русского языка», «Древнерусский
язык», «История русского литературного
языка». Акцент при их изучении делается на
структурных особенностях старославянского и древнерусского
языков, их происхождении и генезисе (поэтому учащимся
предлагаются весьма подробные сведения о праславянском
языке). Содержательные аспекты, как правило, изымаются.
Между тем основательное преподавание и усвоение указанных
курсов формирует у студентов единственно верный взгляд на
язык – синхронно-диахронический. Явления
современности не рассматриваются обособленно, без корней
– они интегрируются в подвижный континуум.
Выпускник, наделенный такими знаниями, передаст их своим
ученикам: школьникам и студентам. Но, к сожалению,
историческая составляющая выхолащивается из гуманитарного
образования, что приводит к весьма печальным последствиям,
в том числе и для языка. Не получив необходимых сведений,
некоторые преподаватели, да и исследователи, смутно
ориентируются в логике языкового развития и, как это ни
прискорбно, не понимают в полной мере, что такое
современный церковнославянский язык. Располагая
обрывочными знаниями из курсов старославянского,
древнерусского языков, они выдают подобный причудливо
вневременной симбиоз за церковнославянский язык, который
получается безразмерным, зыбким, несистемным, а значит и
недоступным для понимания. Поэтому-то в преподавании
церковнославянского языка нужно уйти от панхронизма.
– Каковы актуальные проблемы церковнославянского
языка: его функции, текстология, теория, методика?
– Я уверена в том, что проблемы языка во всей их
пестроте и разнонаправленности актуальны всегда. Просто
ввиду того, что, почти беспрерывно пребывая в состоянии
вербальной коммуникации, мы долго не замечаем этих
проблем, не заостряем на них своего внимания. А когда их
обнаруживаем, то удивляемся и быстро начинаем
предпринимать какие-то усилия для их разрешения – не
всегда адекватные. Это с наибольшей очевидностью показала
весьма нервная дискуссия о четырех словарях и йогурте.
Одну из главных проблем в отношении церковнославянского
языка я вижу в потере культуры владения им. Православные
верующие, насильно оторванные на долгие годы от
традиционных корней, не слишком хорошо знают богослужение,
не представляют себе до конца, из каких элементов, в том
числе и гимнографических, оно выстраивается. Совершенно
очевидно, что эта чрезвычайно драматическая проблема
заключается все-таки не в языке, а в нас, в нашей
церковной некультурности и житейской инертности. Если мы
будем ее преодолевать, если мы начнем воспитывать в себе
языковое благочестие, то снимется – хотя бы в
некоторой, самой болезненной, степени – вопрос
неясности богослужебных текстов. Параллельно возникает
проблема необходимости новой версии славянского перевода.
Его насущность никто не может отрицать, поскольку, как это
уже было не раз в истории церковнославянского языка, в его
процессе непременно производится редактура, которая всегда
нацелена на улучшение понимания (решается ли данная задача
– это вопрос, на который нельзя дать однозначного
ответа). Но возникают сомнения, есть ли у нас достаточное
число специалистов, способных взяться за титанический труд
перевода и выдать достойный результат? Кроме того, все мы,
с Божией помощью, должны неустанно совершенствовать
преподавание церковнославянского языка. Ведь от
качественного обучения, как и от умелой популяризации
гимнографических текстов, их грамотных, доступных
толкований, зависит многое. Педагоги и священнослужители
должны всегда помнить, что церковнославянский язык
является выражением чувств христианской души, души,
которая облагорожена и просвещена православным учением,
возрождена и освящена христианскими таинствами.
pravoslavie.ru
18 / 01 / 2010
|